Как Пушкин душу в карты проиграл
Как Пушкин душу в карты проиграл, из темы "Художественная критика". В сказке "Как Пушкин душу проиграл", почти все правда. Правда, которая обернута в обертку художественной литературы для детей. Теперь критика, это интересно и весело — без всяких скрытых смыслов и заумных расшифровок. Художестенная критика отлично подходит для школьного образования. Все секреты Пушкина в сказках, баснях, стихах и анекдотах: вы можете найти по верхней ссылке, или в оглавлении блога. На остальных персонажей из классической литературы, на их страницах критики.
Сказка, "Как Пушкин душу проиграл" о том, как не уподобиться дикому животному и в любых случаях оставаться человеком. Что нельзя сказать о А. Пушкине. Который имел кличку "Обезьяна". Отзывался на нее. И всем видом и повадками, был с ней очень схож.
Как Пушкин душу проиграл
Сидит голый Пушкин в лесу, на пеньке. Один-одинешенек — ногти грызет.
— Человек! Ей! Там! Ты что заблудился? Бандиты тебя ограбили? — услышал Пушкин неизвестно откуда. И от такой неожиданности, даже подпрыгнул с места, начал оглядываться по сторонам. Но никого рядом не увидел. И отвечать не стал. Снова сел на пенек, и с грустью посмотрел на обрызганные "под корень" ногти на пальцах рук, после глянул на ногти на ногах. Тяжело вздохнул, сложил ладошки под мышки — задумался.
— Чего горюешь? — снова, тот же голос. И снова никого.
— Как же не горевать! — решился ответить Пушкин, — когда все в карты проиграл, что даже без одежды остался.
— Не бандиты тебя, значит, ограбили!
— Не бандиты! Не бандиты! Хуже бандитов — отыграться не дали!
— Что отыграться не дали — это неправильно!
— А я что говорю! Цилиндр, то остался! Дорогой цилиндр! — поправил Пушкин головной убор, который был единственной его одеждой.
— Хорошая панамка! Я бы такую с удовольствием носил! Может со мной сыграешь?
— А ты кто такой? Тебя даже не видно, — уже не вставая оглянулся Пушкин по сторонам, и так, не мог понять откуда идет речь.
— Как же не видно! Ты на мне сидишь!
Пушкин в секунду подскочил с пенька. И очень сильно перепугался. Попробовал лоб, подумал, что горячка. Но голос ему сказал, что с ним все нормально — что бояться не надо, и что он просто, такой волшебный Пенек.
— Раз так! А че бы не сыграть! — нашел на Пушкина азарт, — я цилиндр ставлю, дорогой, заграничный. А ты что?
— А ты на мне сидел! Уже должен! Отыгрываться будешь?
Пушкин не знал что ответить, кроме: "А во, что играть-то, будем?" — и с недоумением, только развел руками. Как с Пнем в карты играть, и где те карты. Как голос подсказал:
— Будем играть в 21-но!
Азартные игры, это порок человеческой души. Который, сначала безвинно, потом все более ущербно поглощает человеческую душу. Ставит в зависимость — пьет сок нашего сердца. Но в тоже время, собирает под свое крыло все "скользкие" души человеческого общества.
— Я не против! — потер ладошки Пушкин,— Моя любимая игра! — и только хотел спросить про карты, как голос попросил его сказать 20.
— Двадцать!
— Плюс один! Двадцать один! — сказал голос. — Я выиграл! Шляпа моя!
— Позвольте! Позвольте! — снял цилиндр Пушкин, и было понятно, что по доброй воле, он его отдавать не собирается. — Так нечестно!
— У меня двадцать один! Как не честно! Двадцать один? Двадцать один! — не дал Пушкину и слова сказать, тот же загадочный голос. А Пушкин много чего хотел сказать. Но здесь ему пришло большое вдохновение насчет этой игры.
— Ладно! Проиграл! Признаю! Теперь моя очередь отыгрываться! Отыгрываться, же можно?!
— Можно! А чего нельзя!
— Значит я теперь начинаю?! Я тебе говорю, а ты отвечаешь?
— Да, ты начинаешь!
— Ну, тогда, играем! — повеселел Пушкин.
— А что ставишь? Я вот эту черную панамку, которую ты трубой называешь! А ты что?
— А я! А я! — посмотрел Пушкин на свои голые коленки, — На любое желание!
— Не сильно интересно. Но, ладно! Согласен! Играю!
— Так, значит, двадцать одно! Говоришь! — был не в меру весел Пушкин, разговаривая сам с собой. После выдержал паузу, и театрально, с большим азартом: — А ну, скажи 22!
— Двадцать два! — сказал голос.
— А я говорю, перебор! — даже подпрыгнул от радости Пушкин.
— Какой еще перебор! Я сказал! Ты сказал! Двадцати одного нет — значит, теперь моя очередь.
— Да, у тебя перебор! — опьянел от счастья Пушкин, — Что там, можно еще говорить!
— Двадцать два, минус один, двадцать один, — сказал голос, — я выиграл.
— Не согласен! Не согласен! И цилиндр, тоже не отдам! Да, вообще, кто ты такой! — пошел на попятую Пушкин, и уже хотел этот голос вызывать на дуэль. Но взор предательски скользнул по голым коленям, и эта мысль зеленой соплей неудобного положения, омерзительно шмякнулась на землю.
А голос на такое сказал, что может сильно разозлиться. И если он разозлится, то места будет мало всем. Тогда он увидит, кто он такой.
— Как же я тебя увижу! Если я тебя сейчас не вижу. Кроме пня — ничего нет.
— А ты глянь в щель на пне. Тогда поймешь.
Пушкин положил цилиндр возле пенька, с большим любопытством "а кто, там" нагнулся посмотреть в щель на пне. Как вдруг, кто-то, как пнет его с-заду. А Пушкин, как клюнет носом в ту щель. А пенек, как испугается, как зажмет ту щель.
А Белочка — прыг. Цилиндр себе на голову — шляп:
— Всегда хотела в шляпе походить.
А Пушкин в сторону глянуть не может, но голос слышит хорошо — понимает, что рядом, кто-то есть.
— Отыграться! Отыграться хочу! — замычал он в пенек.
— Ну, отыграться! Так отыграться! — сказала Белочка. И Пушкин, в ту секунду, дал себе слово, что здесь его, уже точно: никто не проведет.
— Теперь твоя очередь говорить число! — оживился Пушкин.
— А что ставишь? Ты мне желание уже и так должен.
— Душу ставлю! Душу! — замычал громче прежнего Пушкин, и ему ох, как не хотелось голую попу в страшный лес топырить.
— Это ты сам пожелал! Тебя об этом не просили! Подходит! Играем! Моя очередь начинать — я не против! Но прежде желание исполни! — что пожелает "это" не поймешь что. Тем более, когда голый стоишь на коленках на пеньке, и нос зажат в щель. Вдобавок, топыришь голую попку в лес. Пушкину было страшно подумать. Но голос загадал, чтобы Пушкин прокукарекал петухом — 21 раз.
— Тю! Мне петухом… да, проще простого! Могу, еще, и, как бы, крылышками помахать. Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! — раскукарекался Пушкин на весь лес. Махал руками и кукарекал. И только закончил. Сразу услышал: "Раз! Два!.." — и это Белочка: отсчитывая разы, кидала шишки по голой попке Пушкина; тот только ойкал, и ничего не мог понять, что за игра такая. Пока Белочка, не кинула двадцать первый раз, и не сказала, что выиграла.
— Отыграться! Отыграться! Так не честно! — снова замычал Пушкин.
А Белочка, здесь раз, и в настоящего черта превратилась. Подошел черт до Пушкина, похлопал его по голому заду: "Давно, милок, я за тобой охотился. Теперь ты без души! А значит животное! С животными я в азартные игры не играю!"
— Какое животное! Какое, еще животное!
— Обезьяна! — сказал черт и превратил Пушкина в обезьяну. И ох, как тяжело пришлось той обезьянке в жизни, ведь всю свою жизнь ей приходилось человека корчить. Чтобы никто не догадался. Но черт так наколдовал, что все равно, когда эту обезьяну называли Обезьяной, она отзывалась на эту кличку. И здесь, уже, как ни крути, как ни старайся: если твоя сущность обезьяна, никуда этого не спрятать.